Хэдхантер. Книга 1. Охотники на людей - Страница 42

Что это? Тонкий намек на толстые обстоятельства. На очевидные и неодолимые?

— Ухо, — Борис исподлобья глянул в висок сержанта, — скажи, а к нам… ну… в наш хутор вы тоже приезжали за… ЗА ЭТИМ?

Ухо наконец отнял бинокль от лица. Встретился глазами с Борисом. Кивнул.

— Да, Берест. Ваш хутор мы оценивали и с этой точки зрения. Но к сожалению, он оказался нам не по зубам.

— К сожалению?!

— К сожалению для нас. А поскольку ты теперь один из нас, то и для тебя тоже. У вас в хуторе охрана — на высоте. У вас слишком много стволов и много людей. Пока…

Ах, пока?! Значит — пока?! Вот как значит?!

— Наша группа не настолько сильна, чтобы связываться с вашим хутором сейчас.

Сейчас — нет, а потом? Борис сверлил взглядом безмятежное лицо сержанта.

— Зато с этой деревенькой мы можем справиться уже сейчас.

— Но ведь… — Борис сглотнул. Он все еще не мог поверить в услышанное. — Ведь там нет диких, Ухо!

— Как посмотреть, — пожал плечами сержант. — По большому счету эти хуторяне уже живут как дикие.

— То есть? В смысле?

Ухо устало вздохнул:

— Вообще-то сейчас не самое подходящее время для ликбеза, ну да ладно… Ты, я вижу, парень сметливый, только попорченный малость провинциальными нравами.

Сомнительный комплимент. Борис смолчал. Проглотил…

— Ну, посуди сам, Берест, разве может эта дыра на отшибе производить какую-нибудь конкурентоспособную продукцию? — Сержант кивнул на хутор. — Тресов — готов биться об заклад — здесь раз-два и обчелся. Если они вообще есть. А себестоимость любого товара, который произведен не трудом тресов, возрастает на порядок. Отсутствие дешевой рабсилы ведет к неоправданному удорожанию продукта.

Все верно. Сержант озвучивал прописные истины. Конечно, тресы не такая уж дешевая рабсила, может возразить кто-то. Но это только на первый взгляд. Как бы дорого ни стоил раб, его бесплатный многолетний труд быстро и с лихвой окупит любые затраты. Пока, во всяком случае, окупает, даже несмотря на баснословные цены трес-рынка.

— То, что эти пейзане еще выращивают здесь, в лучшем случае идет на собственный прокорм, — продолжал Ухо. — В худшем — на подкормку диких. Конкурентоспособного хутора, способного удержаться в действующей торговой цепочке, больше нет. Есть банальное натуральное хозяйство… А если хуторяне и умудряются что-то продавать, в чем я лично сомневаюсь, то торговля у них копеечная. Так какой смысл в этом хуторке? Какая от него польза?

Борис промолчал. Ухо сам ответил на свой вопрос:

— Польза может быть только одна — новые тресы. Если мы не возьмем их, это сделают наши конкуренты. Или хуторян попросту перережут дикие.

— В хуторе — свободные граждане! Такие, как мы!

— Вот заладил! — досадливо поморщился Ухо. — Да кто на это посмотрит во время торгов? И кто поверит тресам? Мало ли что они наплетут! Ну а даже если и поверят, кому какое дело? Слово треса — ничто против слова свободного гражданина.

— Даже если трес совсем недавно тоже был свободен?

— Да, даже если так. Товар есть товар. А откуда и какими способами он добыт — дело десятое, никого, в общем-то, не интересующее. Деньги уплачены, маржа получена, сделка зафиксирована. Все довольны.

«Все, кроме хуторян, обращенных в рабство», — уточнил про себя Борис.

— Нападения на обреченные хутора практикуются уже давно, — продолжал сержант. — И не думай, что только нашей группой. Власти в последнее время предпочитают закрывать глаза на подобные вещи. Власти понимают, что мы — санитары приграничья. Катализаторы естественного отбора.

— Естественного?

— Сильный, богатый, а значит, полезный для страны хутор нам не по зубам — он легко от нас отобьется. А вот селение, уже дышащее на ладан, становится источником рабсилы. Разве это не правильно? Разве не разумно?

Разумно. Вполне. Но отчего-то такой отбор все же казался Борису противоестественным.

— Конечно, эта часть хэдхантерской деятельности не афишируется.

— Потому что не является законной?

Ухо широко улыбнулся:

— Если тебя беспокоит исключительно юридический аспект, то тут все гладко. Даю слово: никто тебя за соучастие в нападении на хутор не осудит.

— В самом деле? — поднял брови Борис. Он подумал о том, сколько может стоить слово беспринципного охотника за головами. И стоит ли оно вообще хоть сколько-нибудь? — Есть такой закон, который позволяет хэдхантерам штурмовать хутора свободных граждан?

— Такого закона нет, — спокойно ответил Ухо. — Но есть закон, который запрещает причинять вред хэдхантерам. А как, по-твоему, пойдут хуторяне в наши тресовозки, добровольно или будут сопротивляться?

Дурацкий вопрос.

— Я бы сопротивлялся, — ответил Борис.

— Я бы тоже, — кивнул Ухо. — И они станут. А ведь это не дикие. Даже в нищем хуторе стволов и патронов побольше, чем у кочующего за буферкой клана. И что это значит?

— Что? — Борис пока не понимал, к чему клонит сержант.

— То, что у нас наверняка будут пострадавшие. Раненые и, возможно, очень возможно, — убитые. А это, как должно быть тебе известно, особо тяжкое…

Это Борису известно было.

— Следовательно, хуторяне автоматически попадают в разряд преступников, которым прямая дорога в тресы. Так что формально ничего противозаконного мы не совершим.

— Демагогия! — пожал плечами Борис. — Любому ясно, что сопротивление хуторян — это самооборона по необходимости.

Улыбка Уха стала еще шире.

— Видишь ли, Берест, закон о хэдхантерской деятельности очень удобен. В нем не предусмотрено такого понятия, как самооборона против охотников.